Кто придумал название Unibird?

Придумала я, когда мне было лет шестнадцать. Музыкой со мной занимались с четырёх лет, а с пяти я пошла в музыкальную школу, училась по классу фортепиано. В седьмом классе пришла новая учительница вокала. От классики я тогда уже подустала и решила: почему бы не попеть с нею? Так-то я плясала и пела всё детство. Начала петь — и начала писать музыку в тринадцать лет. Когда набралось какое-то количество записей, создала группу ВКонтакте. Всё придумывала какое-то клёвое название, про единорога или прочую милоту... Но unicorn — слишком банально, пусть будет Unibird!

А потом решила: uni- значит «одно», это я одна, а с другой стороны, я всегда стараюсь объединить крутых людей вокруг себя, то есть это — unity (прим.: англ. единство, сплоченность, согласие, дружба). И оно настолько прижилось хорошо! Сейчас Unibird — это и вторая личность, и группа, какое-то объединение всего.

Есть ли у тебя какая-то одна основная идея, которая проходит через все песни, или же все темы разные?

И так, и так. Каждый раз я хочу пробовать что-то новое! Менять стили, смешивать жанры. У меня до сих пор полно сомнений: кто я? чем мне заниматься? какую музыку писать? Мне нравится ВСЯ музыка. Если раньше я говорила, что ненавижу кантри, то даже кантри я сейчас люблю.

Я просто обожаю музыку, и мне всё время хочется разное пробовать. Сейчас я в джазе, но не хочу проводить никакие границы. В современном мире реально всё смешивается, и я чувствую, что мне надо продолжать всё мешать в правильном ключе, чтобы получалась современная музыка.

Сначала я думала про нашу, Unibird, музыку: это джаз... нет, это соул... нет, future soul... нет, джаз... нет, фьюжн... Нет, альтернатива. Но все эти названия не попадают в то, что есть у Unibird. Нельзя сказать, что это — попса, но и нельзя сказать, что это — джаз.

А что значит вот это «правильное» смешение, о котором ты упомянула выше?

Есть такой фактор: люди! Все разные, у всех разное восприятие. А у каждого жанра есть определённый музыкальный язык. Люди, которые всю жизнь слушали попсу, не могут понять «предложений» на другом языке — и либо сразу отвергают, либо говорят «это вроде прикольно, но сложно, непонятно». И мне хочется сделать так, чтобы эта «стрёмная» джазовая музыка, в которой действительно очень много звуковой информации, была понятна большему количеству зрителей. И чтобы остался при этом стержень уникальности. У меня, скорее, задача — не новое что-то придумать, а понятным языком «сделать» странную конфигурацию. То, что уже есть, как кубик Рубика по-другому перекрутить.

И открытые люди, которые хотят попробовать что-то новое, — моя основная аудитория, как мне кажется. Сейчас самое время мутить что-то новое, чтобы оно засчиталось.

Недавно на концертах началось, когда держится аккорд, идет «астральная история», синты, — и у меня появляется какой-то народный голос, который я из себя никогда не слышала. И получается всё очень естественно и круто. Мне даже мама говорит: «Я и не знала, что ты умеешь ТАК петь», — «Мам, я и сама не знала, что могу ТАК петь». Очень странно! Я никогда не чувствовала супер-связи с народной музыкой. Иногда слышала редкие записи каких-то архангельских бабушек, псковских, из деревень, — а это красивая музыка, которую вообще никто не знает, никто не слышит! Вот задача — находить то, что не так много народу знает. И это мы только про Россию говорим, а есть же весь мир…

Кстати, о мире. У тебя же был концертный тур по Бразилии, да? Расскажи о нём поподробнее.

Я никогда в жизни никуда не переезжала, и тут папе предложили работу в Бразилии на год. А её столица, Бразилиа, — это как жизнь на Марсе: красная-красная земля, странные деревья, очень странная архитектура, и сам город построен в форме самолета. И там очень необычная жизнь, я долго привыкала. Говорила я по-английски, потом чуть-чуть научилась на разговорном португальском и «схватила» фонетику самого языка, то есть я могу прочитать текст и озвучить его правильно, благодаря чему я пою иногда босса-нову, самбу.

Пошла в школу при посольстве и, чтобы не забывать фортепиано, в местную музыкальную школу, где оказалась очень крутая училка по вокалу. Как-то раз там был отчетный концерт, и она позвала своих друзей, которые послушали меня и пригласили петь с собой. Оказалось, что это чуваки из самой крупной кавер-группы Бразилии. Мне 16 лет, и впервые такая работа по профессии! Сначала мы сыграли пару каких-то свадеб. А потом в соседнем штате Баия была большая вечеринка на 500–600 человек. В первой части я пела песни на английском, вторая часть была бразильская, где я выходила на знакомые песни подпевать бэки. Помню, стою я между перкуссионистом и барабанщиком, а перкуссионист кричит: «Ты что не танцуешь? Давай, танцуй!», — а там просто жара происходит! Конкретная самба! И я за тот вечер научилась танцевать самбу: смотрела на людей, кто вроде чётко танцует, и понимала, как двигаться. Мы потом ещё несколько концертов сыграли, и это был сумасшедший опыт в профессиональной деятельности, я до этого никогда на сцене так долго не стояла. А тут гастроли!

И вообще Бразилия — сумасшедшая страна, и мне было так грустно уезжать! Помню, я там ходила вся в пёстром: пончо, яркие кроссовки. Приехала в Москву — просто инопланетянин, а все серые. И я всё думала, а чего все серые, а потом вспомнила, что я такой-то и была, и снова ею стала (прим.: смеётся).

Представляешь себе свой проект Unibird с концертом или туром по Бразилии?

По Бразилии всё-таки нет, там они очень любят свою музыку, и если слушают какую-то музыку извне, то это совсем простая, в международном плане, попса. Но если брать Рио или Сан-Пауло, там есть люди, которые делают то же самое, что и я, и какие-то местечковые концерты можно было бы дать.

А как ты оказалась в музыкальном колледже Беркли? Почему ты решила туда поехать?

Однажды учительница музыки упомянула, что вот есть Беркли, такое крутое место. (Прим.: Berklee College of Music, музыкальный вуз в Бостоне, США; специализируется на новейших неакадемических музыкальных направлениях.) После Бразилии я и поехала туда на программу в летний лагерь, когда есть общие лекции и практические занятия. До этого я думала, что джаз — это Гершвин, Луи Армстронг, Элла Фицджеральд и не больше. А за те пять недель научилась как раз импровизировать, читать стандарты. По сути, гигантский груз информации был не грузом, а пёрышком! Который я просто впитала, и ВОТ ТАКОЙ скачок был. И я поняла, что хочу там учиться дальше, только всё стоит сумасшедших денег.

И я поступила в «Гнесинку», но после первого курса ещё раз съездила в Беркли на летний и осенний семестр. Там видно западное воспитание: если у тебя родители платят деньги за обучение, то ты реально учишься. Люди понимают, что надо заниматься, нужно работать, нужно учиться. Какие-то несчастные опоздания на десять минут — и у тебя уже ползёт вниз оценка, а пропустил — тебе вообще хана! Всё очень серьёзно, но не потому что тебя заставляют, а потому что ты хочешь сам. Я занималась по пять-шесть часов в комнате и вообще не выходила, и так практически через день, причём было совсем не в тягость! Ты пошел на пары, попел, придумал, посочинял, потом ещё вечером пошел с чуваками джемить!.. В Беркли атмосфера крутая, народ со всего мира, — индусы с техникой пения коннакол, бразильцы, аргентинцы, колумбийцы, и просто американцы, которые всякую интересную музыку придумывают… И когда я вернулась, мне, конечно, было грустненько... ну, сейчас уже не очень (прим.: смеется), я уже более-менее вижу своё предназначение.

На ютьюбе есть нескольких полноценных концертов Unibird, а официальных аудиозаписей ещё нет. Вы сейчас записываете сингл. А потом сразу будете писать альбом?

Скорее EP. Хочется не супер-большой труд сразу вывалить, а вот потихонечку. Может быть, получится несколько синглов подряд, потому что хочется сократить объём работ. Я не всё могу сделать сама, а ребята все жутко заняты, со временем большая беда.

Песня, которую мы готовим, «Medusa», названа в честь моей бас-гитары. Мне как-то раз друзья скинулись и подарили бас-гитару. Я всё думала, как её назвать, она такая красивая, бирюзового цвета... назвала «Медузой», наклеила наклейку с медузой, и научилась играть чуть-чуть, что-то подбираю на струнах. Если фортепиано — мой старый хороший друг, у нас столько лет общих, слёз и смеха, то с «Медузой» идёт такой сумасшедший креатив на совсем что-то новое. И песня как раз про вдохновение, поиск себя и чего-то нового внутри себя.

А как подобрались ребята в Unibird? Как вы поняли, что хотите вместе работать?

Как группа Unibird началась как концертная история, это было проще, чем ждать и придумывать, что же именно записывать в студии. Все ребята из «Гнесинки», все за новую движуху, все круто играют! И у всех свое понимание. Первоначальный состав был больше кореша, но чуть-чуть не со всеми сложилось ощущение в музыке. Недавно концертный состав расширился немного: у нас два клавишника теперь, и это большая разница. Прошлый концерт мы делали 11 ноября в Джаз Клубе Алексея Козлова, и пока это был лучший концерт Unibird. Наконец-то получилось то самое звучание, которого я хотела, которого я добивалась перестановками внутри коллектива. И звучали мы практически как на пластинках. То, что нужно!

Семеро нас, хорошее число, правильное число. Два клавишника, с обоими полный коннект: Санжар (Санжар Турсунов) играет с L'One, Дима (Дмитрий Чемырев) — с «Gayana» и у него свой проект. Саксофонист Игорёк (Игорь Тен) играет с «Teslaboy» (они крутой альбом сейчас записали), еще несколько своих проектов. Барабанщик у нас — Саня (Александр Ахмаев) — с кем только не играл, везде его зовут, он универсальный, профессиональный и пунктуальный, и круто играет. Ваня (Иван Акатов) тоже много с кем играл, он офигительный джазовый трубач, и фанковый, и всё вообще играет. У нас замечательный басист Лёша (Алексей Максимов), он играл в Moscow Gospel Team, с «Gayana», у Алексея Чумакова.

Когда все вместе, то происходит такой «дзынннь!»… Наконец-то правильная конфигурация в группе и по звуку, и по ощущениям.

Уже планируете поддержку сингла — концертную и фестивальную?

На этот момент конкретных дат нет, но они будут скоро. Начнём концерты с весны, с марта.

Любимая площадка — Клуб Алексея Козлова, там лучший звук в Москве и поддержка музыкантам. Когда у тебя музыка инструментальная живая, нельзя её «худо-бедно» ставить! И в Клубе Козлова что-то делают. Других подходящих площадок, к сожалению, я мало знаю, разве что новые появляются.

Из фестивалей интересно попасть в «Усадьбу Джаз», это самая нормальная и адекватная сцена для Unibird. Там народ ходит открытый, и даже семьями. Летом 2018 года я уже пела на «Усадьбе» с моими хорошими друзьями «Under Influence». Мы классно сыграли, и народ был абсолютно разный, и отзывались про концерт клёво-клёво.

Значит, было совместное выступление на «Усадьбе». А ещё Unibird упоминается как приглашенный гость в сольных записях разных музыкантов — Тима Аминова, те же Under Influence. Расскажи об этих коллаборациях подробнее?

Просто всё это друзья, с друзьями всегда приятнее. Половина состава Under Influence играет у нас в Unibird. Записали с ребятами небольшой альбом, они сейчас еще один новый готовят.

C Тимом нас вообще очень странно судьба связала. Знакомый как-то привел к нему в студию, мы познакомились — ну, и давай помогать друг другу. Получается, я пела на его первом EP. Сейчас он второй EP приготовил и в скором времени собирается концерты давать. С Тимом интересно работать, потому что он большущий профессионал, шарит во всём; и вот он как раз хочет делать музыку современную, крутую, на английском, чтобы это было для всех. Тим привлекает крутых людей, например, у него поёт Седрик Гасайда (Cédric Gasaïda) — офигительный! С африканскими корнями, из Канады, с глубоким и необычным тембром. И это звучит и не по-русски, и не по-западному, а самобытно, интересно.

А с девушками-певицами у тебя были коллаборации? Или, может быть, есть такие планы?

Есть очень классные подруги в музыке. Анастасия Лютова — супер-топовая джазовая певица, она именно «в традиции» поёт: и музыкально, и стилёво, и вкусно. Мы с ней можем на каком-нибудь джеме выйти и спеть дуэтом, и все повеселятся, и будет классно. Но, тем не менее, это для веселА. Есть и другие классные знакомые, но…

Когда ты солист, то очень трудно сделать что-то крутое с другим солистом. Скорее нужен человек-«гармонист», который тебя обволакивает фактурой. Или нужен продюсер-битмейкер… Если бы я знала девушек-битмейкеров, это было бы круто!

У тебя обычно процесс написания — это больше дисциплина и распорядок, или всё-таки «муза приходит»?

Нет, дисциплина только если надо написать что-то по заказу, я для рекламы иногда пишу. Есть референс, рамки временные, и всё дисциплина.

А когда я своё пишу, просто сажусь, начинаю что-то перебирать, завывать… Бывает, я домой иду, у меня какая-то идея, и тихо пою в диктофон, чтобы на улице никто не услышал, это же странно. Работа для рекламы, конечно, дисциплинирует, но со своей музыкой я не могу так поступить, потому что у неё нет задачи. Когда выходит — тогда и выходит! Не выходит — можно в другой день попробовать.

Это такой сложный дурацкий процесс, который абсолютно неоднозначный, и всё время поиск, туда-сюда отрезать-пришить... В конечном итоге получаешься «ты», но такой, как будто взял и улучшил себя.

Ты рассказывала, что в детстве писала песенки на русском. А когда ты перешла на английский?

Когда впервые поехала в Беркли, в семнадцать лет, у меня «развязался» язык. За две недели я привыкла. В среде сразу начинаешь говорить, и я попробовала написать песню. И когда я во второй раз поехала туда учиться, я на второй семестр взяла себе два курса — songwriting и lyricwriting. На сонграйтинге надо было песню каждую неделю писать, на «лирике» соответственно больше текста к песне. И это очень круто натренировало. Там дали классную подсказку, и я благодаря этому курсу научилась быстро писать на английском языке.

Иногда меня напрягает, когда начинается бунт против музыки на английском, написанной русскими людьми: «У нас же есть русский язык богатый! Зачем вы это делаете?!» — Да русский язык настолько богатый, что просто стыдно писать какую-то хрень на русском языке! Чтобы все это услышали и поняли: хрень. Сделаешь на русском — «почему не делаешь на английском?», сделаешь на английском — «почему не делаешь на русском?»; всегда найдутся такие люди…

Для меня первый язык — это музыка, я могу музыкой сказать очень многое, что текстом сказать боюсь. Мне кажется иногда, я текстом не владею: недостаточно читала в детстве, недостаточно много говорю и дискутирую, у меня куча слов-паразитов, и я не чувствую себя комфортно в языке. Меня даже ругали преподы: ты хоть раз напиши сначала текст, а потом музыку. А я не могу. Даже если написала первым текст, у меня внутри всё коробится, и я меняю слова, потому что музыка ЗВУЧИТ. В музыке мне супер-комфортно. Есть пара песен, которые мы исполняем, но они написаны до половины. Есть куплет и припев, а второго куплета нет, и я его пою «рыбой», то есть словами, похожими на английские; иногда даже получается какой-то смысл. А в другой песне есть рэп на английском, который я написала и произношу, не отступая ни от чего, потому что боюсь потерять изначально продуманный смысл.

А этот рэп — он лирический или социальный?

Пока я не знаю, о чём бы хотела говорить для общества. У меня основная тема — поиск себя, тема творческого «я», странные мысли, как ты себя ощущаешь и как устроена жизнь, какое-то юношеское «почему? почему? почему?». И песня, в которой рэпчик, называется «Vortex» — «Вихрь», она про вихрь информации, эмоций, впечатлений, когда ты пытаешься понять, идти на работу и пытаться зарабатывать деньги — или вообще забить на всё и заниматься творчеством. В этом есть социальный аспект, но скорее... у каждого человека своя история.
 

А в каких поездках были впечатления ярче, после которых музыка сама шла?

Поездки в принципе помогают почву найти. Когда я здесь, в Москве, то одни и те же паттерны находят, и получаешься замкнутым в определенной среде. А когда выезжаешь, особенно одна, тогда очень много всего приходит. Даже когда в Европе перенаселённой, но нахожу момент единения с природой — и на музыку прошибает. Я помню, как сидела в Зальцбурге на скале, скамеечка в парке — и вид на весь город, и никого, никаких туристов, никто не мешает. И тогда такая «симфония» в башке родилась!.. Вообще обидно, что самая красивая музыка приходит во сне, и её невозможно записать, это настолько обидно, ужасно, когда просыпаешься. Настолько это было прекрасно, а потом всё ушло!

Самое яркое впечатление — Бразилия, было очень круто. И ещё в Перу, когда мы уезжали с Амазонки на моторной лодке. Мотор звучал так тоненько — «э-э-э-э», и я поверх этого основного тона напела на диктофон песню, тихонько, в кулак, чтобы не пугать сидящих в лодке… Я вообще за тишину, потому что мы живем постоянно в звуке, очень много всего всегда происходит. А тишина — мы умираем, рождаемся, умираем, рождаемся, — это то, что необходимо, звук не может всё время существовать. И это, как концепция в музыке, тоже очень крутая тема. Нужно давать дышать, нужно впускать тишину в музыку.

По России хотелось бы поездить, чтобы вдохновиться на музыку?

Я вообще мечтаю поездить по России для начала. Очень хочу поехать на Алтай и на Камчатку, мне такой ретрит медитативный необходим. А ещё я обожаю слушать горловое пение — значит, Калмыкия.

Мы говорили в основном про твою музыку. А кто у тебя основной вдохновитель?

Есть такая группа «Hiatus Kaiyote», и их вокалистка Най Палм (Naomi "Nai Palm" Saalfield) — мой личный «номер один»! Они же это и делают в музыке — всё смешивают!

Естественно, я всего переслушала. Очень благодарна моим родителям, которые не включали мне радио или телек, а ставили кассеты с «Битлами» («The Beatles»). Был «The Platinum Collection» группы «Queen», трехдисковый, — всё лето в деревне слушала. И потом был диск Гершвина, моё первое знакомство с джазом, там, конечно, больше симфоническая музыка была... Это всё дико сыграло!

И сейчас есть много молодых исполнителей, столько годноты всякой происходит, хочется быстрее в ту струю вклиниться. Кендрик Ламар (Kendrick Lamar), видела его на «Флоу» в Хельсинки, это пророк вообще, вот настолько он технично «дробит» все слова, при этом и смысла не теряется, и нет пустой болтовни, и держит зал в экстазе! Соланж (Solange Knowles), я её видела в Монтрё-2017, это было чисто, искренне, круто и современно. Обожаю Роберта Гласпера (Robert Glasper), то, что он делает, объединяет музыкантов вокруг себя,  и вся эта группировка R+R=NOW, с Кристианом Скоттом (Christian Scott) и Террасом Мартином (Terrace Martin) — потрясающий состав.

Sampha — классный чувак! «Moonchild», группа из Лос-Анджелеса, — больше нео-соул классический, девочка так здорово поёт и на саксе играет. Норвежская группа «Rohey»: у них чёрная чувиха поёт, остальные — все такие обычные норвежские беленькие чувачки, но потрясающее смешение полноты и глубины души чёрного соула с новыми веяниями математической джазовой музыки. Джейкоб Кольер (Jacob Collier) — просто гений, играет на всех инструментах, поёт всё, и при этом пишет музыку, которая возвышает.

Естественно, нельзя забывать Эрику Баду, которая… (прим.: подбирает слова) мать… ну... МАТЬ.

И я восхищаюсь Томом Йорком.

А в какой фильм, какому режиссёру ты бы отдала песню Unibird спокойно? Или даже специально написала?

Я никогда об этом не думала. Интересно… Может быть, в какую-нибудь фантастическую сказку это подошло бы. Unibird — тут узкая направленность, да! Фантастика, например, «Interstellar» (реж. К. Нолан), или какой-нибудь экзистенциальный арт-хаус вроде «Входа в пустоту» Гаспара Ноэ.

Если границы в музыке стираются, то какой может быть российская музыка через пять или десять лет?

Попса на мой взгляд потихоньку умирает. Сейчас на нашей современной сцене уже много, много всего. Предположу, что будет меньше деления на жанры; эту тенденцию невозможно не заметить.

У тебя есть примерный портрет твоих слушателей? Кто пишет в соцсетях? Кто приходит на концерты?

Вот как раз портрет ещё не сформировался. Есть друзья и друзья друзей. Есть люди, которые случайно услышали и пришли, — они абсолютно разные люди, и это здорово. Подходят взрослые, лет до сорока, люди и говорят, что было круто, и я действительно им верю. Совсем подростков точно не было. Есть знакомые девчонки, которые приходят практически на каждый концерт, лепят блёстки на лица и плечи — такая группа поддержки. И они даже подпевают. Подруги всегда чётко поддержат! (улыбается) Пацаны более сдержанные, больше возгласами «Е!»,  «А-а!». Вот так.

Ну, пора фан-клуб создавать официальный! Или он уже есть?

Да куда там, если у нас ещё записей нет официальных. (Смеется) Поэтому клуба нет. Потихоньку.

Музыка Unibird спорная, реально спорная. Каждый раз я переживаю, что надо всё в мусорное ведро, и мне самой хочется всё упрощать. Башка — это самый большой враг! Бывает, стоишь на концерте и постоянно анализируешь себя: так, вот сейчас нужно встать красиво, сейчас надо вот это спеть, вот это, и всё время — обезьяний мозг!.. Другое дело, когда делаешь дело и становишься призмой, и пропускаешь через себя что-то оттуда (прим.: показывает наверх) и преломляешь. Когда ты не губишь музыку своим эго, своими дополнениями и придумываниями. Это всегда слышно и видно, когда на сцене человек чистый как стекло. И момента, когда ты — чистое стекло, очень трудно добиться.

Какую публику ты бы хотела видеть на концертах?

Самое приятное и самое классное, когда люди вовлечены, когда человек не сидит и просто супчик ест — а слушает. Вот это самое классное! Когда ребята играют много соло, — клёво, когда люди подмечают цитату/прикол и кричат.

А чтобы публика танцевала? Хотела бы видеть танцы в зале, или, может быть, сама танцуешь?

Я редко подтанцовываю, потому что напрягаюсь и зажимаюсь… но уж если отпустит! Конечно, когда мы делали вечера с «Jazzbetween», они очень круто танцевали, поскальзывались и падали очень экспрессивно и красиво! Но не все же люди так умеют… Помните видео Тома Йорка «Lotus Flower»? вот такие танцы хотелось бы видеть! Как прёт — так и прёт!

Благодарим бренд OTOCYON за одежду для UNIBIRD

Wordshop music video, мастерская Андрея Мусина и Алёны Кукушкиной